Яблони отцветали укрывая землю белой


И, упиваясь и этой властью, и возможностью беспрепятственно чинить суд свой, он на малейшее движение её отвечал этой глупой и злой командой: «Атставить!»

Он не глянул на отца и потому не видел, как темнел лицом Михаил Аверьянович, не слышал, как хрустнули пальцы, скрученные в железный кулак за его спиной. Михаил Аверьянович неслышно подошёл к столу и глыбищей навис над служивым, сделавшимся вдруг опять маленьким и беспомощным. Отец спокойно осведомился:

– Скажи, Микола, там, откуда ты заявился, все такие дураки али ты один? – И, уже не в силах сдержаться, грозно выдохнул: – Мерзавец! Запорю сукиного сына!.. – Переведя взгляд на Олимпиаду Григорьевну, приготовившуюся было заступиться за своего любимца и теперь, под этим его тяжким, как кувалда, взглядом утратившую всю решительность, спросил: – Ты, глупая баба, сболтнула?

Пальцы за спиной вновь звучно и обещающе хрустнули. И, как бы только и ожидая этой минуты, в переднюю тёмным и мягким шаром вкатилась Настасья Хохлушка.


– Що ты надумав, батька? – накинулась она на сына. – Господь с тобой! Молодое дело – помирятся! – И заговорила и забегала по избе, наполнив всю её крупным своим, не по летам подвижным телом и певучим, воркующим, странно успокаивающим всех голосом: – Фрося, детынька, а ты б в ноги, в ноги ему, он и того… трохи охолонет, отойдёт, простит тебя. С кем греха не бывает!..

Фрося послушалась и встала на колени:

– Прости меня, Христа ради, Коля!

– Атставить!

И, как бы обожжённая этим обидным словом, Фрося метнулась к двери. И нельзя было понять отчего – оттого ли, что случилось уж слишком неожиданно, оттого ли, что все были поражены тягостной этой сценой, но только никто не попытался удержать её, а когда опомнились, было уже поздно: Фрося пропала…

Фрося и сама не сумела бы рассказать в точности, где была, где пряталась остаток дня, прежде чем оказалась в этих зарослях на берегу Вишнёвого омута. Был поздний вечер, пели, захлёбываясь, соловьи. Круглый глаз омута светился тихо и загадочно. Теплынь. Фросю, однако, била лихорадка. Камень, который она должна была повесить себе на шею, лежал у её босых ног, касаясь их своим холодным и острым краем. И от этого острого холода у неё стыло всё внутри, губы леденели, тряслись.

Фрося не знала, что всюду за нею по пятам шла Улька, и потому чуть не умерла от страху, когда позади послышался шорох раздвигаемых ветвей.

– Кто там? – вскрикнула Фрося и, оглянувшись, узнала Ульку. – Ульянушка, тётя Ульяна, ты?


Улька стояла уже рядом и глядела на Фросю осуждающе своими светившимися в темноте и вроде бы уж и не безумными глазами.

– Доченька, не надо, – хрипло говорила она, вцепившись в Фросины плечи сухими, жёсткими пальцами. – Пойдём отсюда, пойдём!..

Фрося подчинилась.

На маленькой, давным-давно выдолбленной Михаилом Аверьяновичем лодке они переплыли через Игрицу, недавно вошедшую в свои берега после весеннего половодья, и оказались в харламовском саду.

Здесь соловьи пели ещё яростнее. Яблони отцветали, укрывая землю белой и бледно-розовой душистой порошей не успевших ещё увянуть лепестков.

Фрося, подойдя к медовке, обняла её, точно самую близкую свою подругу, и опять, как тогда в риге, сладко дрогнуло у неё внутри: она застонала. Соловьи примолкли, испуганно прислушиваясь: где-то неподалёку проснулся лесной петушок и дважды уронил своё тревожно-сердитое: «Худо тут, худо тут!» Коростель заскрипел, как всегда, надсадно и неприятно громко. Из-под нависших над рекою тальников снялась пара уток – разрезаемый их крыльями воздух тоже застонал, будто раненый.

Фросю по-прежнему била лихорадка. Дрожь её тела передавалась яблоне, и медовка так же судорожно вздрагивала, осыпая стоявших под нею женщин дождём нежных своих, невесомых лепестков.

Вдруг Фрося качнулась, как от внезапного удара, и, замерев, стала напряжённо слушать что-то.


Источник: tululu.org

Фрося и сама не сумела бы рассказать в точности, где была, где пряталась остаток дня, прежде чем оказалась в этих зарослях на берегу Вишнёвого омута. Был поздний вечер, пели, захлёбываясь, соловьи. Круглый глаз омута светился тихо и загадочно. Теплынь. Фросю, однако, била лихорадка. Камень, который она должна была повесить себе на шею, лежал у её босых ног, касаясь их своим холодным и острым краем. И от этого острого холода у неё стыло всё внутри, губы леденели, тряслись.

Фрося не знала, что всюду за нею по пятам шла Улька, и потому чуть не умерла от страху, когда позади послышался шорох раздвигаемых ветвей.

— Кто там? — вскрикнула Фрося и, оглянувшись, узнала Ульку. — Ульянушка, тётя Ульяна, ты?

Улька стояла уже рядом и глядела на Фросю осуждающе своими светившимися в темноте и вроде бы уж и не безумными глазами.

— Доченька, не надо, — хрипло говорила она, вцепившись в Фросины плечи сухими, жёсткими пальцами. — Пойдём отсюда, пойдём!..

Фрося подчинилась.

На маленькой, давным-давно выдолбленной Михаилом Аверьяновичем лодке они переплыли через Игрицу, недавно вошедшую в свои берега после весеннего половодья, и оказались в харламовском саду.

Здесь соловьи пели ещё яростнее. Яблони отцветали, укрывая землю белой и бледно-розовой душистой порошей не успевших ещё увянуть лепестков.

Фрося, подойдя к медовке, обняла её, точно самую близкую свою подругу, и опять, как тогда в риге, сладко дрогнуло у неё внутри: она застонала. Соловьи примолкли, испуганно прислушиваясь: где-то неподалёку проснулся лесной петушок и дважды уронил своё тревожно-сердитое: «Худо тут, худо тут!» Коростель заскрипел, как всегда, надсадно и неприятно громко. Из-под нависших над рекою тальников снялась пара уток — разрезаемый их крыльями воздух тоже застонал, будто раненый.


Фросю по-прежнему била лихорадка. Дрожь её тела передавалась яблоне, и медовка так же судорожно вздрагивала, осыпая стоявших под нею женщин дождём нежных своих, невесомых лепестков.

Вдруг Фрося качнулась, как от внезапного удара, и, замерев, стала напряжённо слушать что-то. Лицо её тотчас же осветилось под скупыми лучами молодой луны такой непередаваемой и вместе с тем такой простой и земной радостью, для определения которой не придумано ещё слов и которую знают лишь матери, потому что только их природа одарила самым великим и бесценным даром — услышать однажды под своим сердцем нетерпеливое и властное движение новой жизни. Фрося и Улька крепко обнялись и бормотали что-то бессвязное, рождённое только сердцем, им же одним и понимаемое. Потом они присели под яблоней и просидели почти до рассвета. Лишь под утро ушли в шалаш и убаюканные птичьим пением, заснули там наконец крепким сном.

А поутру в сад потянулась харламовская семья.

Первым появился там Михаил Аверьянович, разбудивший Фросю и Ульку. Позже пришли женщины — Настасья Хохлушка, Пиада и Дарьюшка, затем звонкоголосой ватагой ворвались ребятишки, предводительствуемые Ванюшкой.


Должно быть, никто из этих людей не думал об одной удивительной вещи: стоит только над семьёй появиться тёмному облаку, Харламовы, не сговариваясь, ищут убежища в саду и делают это инстинктивно, подсознательно, подчиняясь какому-то особому чувству. И сад действительно либо вовсе отвращал беду, разгоняя сгустившиеся тучи, либо смягчал удары грозы. Люди, сами того не замечая, делались тут добрее, покладистее, внимательнее и предупредительнее друг к другу, все мирские треволнения на время как бы вовсе оставляли их. Мужчины, расположившись где-нибудь в холодке, под яблоней, курили, тихо беседовали, толкуя о том, о сём; женщины либо занимались прополкой малины, либо, если это случалось в воскресенье, пили чай с мёдом, чаще же всего «искались» в тени дуба, у шалаша; последнее занятие действовало на них почему-то особенно благотворно — мирило, сдружало. Ну, а о детях и говорить нечего: Игрица, сад и примыкавший к нему лес на целый день поступали в их распоряжение, там они могли дать полную волю безграничной своей фантазии, там уж им не до драк, не до междоусобиц — в пору только защищать друг дружку от водяных, русалок, леших да разбойников…

Олимпиада Григорьевна, которая раньше и близко не подпускала к своему дому Ульку — для этого у неё были свои соображения и доводы, — сейчас, увидев её в саду, не накричала на неё, как прежде, а только сказала мягко, по-доброму:

— А ты, Улюшка, шла бы домой. Ступай, родимая. Старик, отец-то твой, ищет, поди, тебя.


— Не гони ты её. Что она тебе! — глухо и как-то неуверенно сказал Михаил Аверьянович и потупился.

Олимпиада Григорьевна сделала вид, что не услышала мужа, и, взяв Ульку под руки, повела из сада.

С Фросей все разговаривали так, будто ничего и не случилось. А она всё ждала, когда в сад придёт Николай, и очень обрадовалась, узнав от Дарьюшки о том, что служивый загулял и вместе со всей компанией, с Петром Михайловичем и Карпушкой во главе, перекочевал в Варварину Гайку — догуливать.

Домой, к Харламовым, Фрося не пошла, как ни уговаривал её свёкор, а, захватив с собою детей, в тот же день перебралась под родительскую крышу. Прожила у отца с матерью до поздней осени, до того дня, когда четвёртому её ребёнку, названному в честь деда Михаилом, исполнился один месяц и когда Харламов-старший, истосковавшийся душою по невестке и внукам, сам пришёл в дом Рыжовых.

Илья Спиридонович, завидев свата, обрадовался ему необычайно, потому что в последние дни пребывал в страшном смятении.

— Что же теперь будет, Аверьяныч, а? Царя спихнули, а теперь и Керенского под зад… Конец свету? — завопил он, едва Михаил Аверьянович переступил порог. — Как же это без царя, а?

— Не знаю, сват. Мои вон, Петро да Павло, митингуют все…

Жизнь сделала резкий, непонятный поворот, и старые люди не знали, что же им надо делать, к чему всё это: к добру ли, к худу ли. Скорее всего, к худу, потому что сваты уже знали: что бы ни совершалось в жизни, по крайней мере на их памяти, то всё почему-то только к худу, а не к добру.
к им казалось. А вокруг творилось нечто совершенно удивительное и небывалое. И что касается Ильи Спиридоновича, то он чувствовал, что никуда от всего этого не уйти, не укрыться, тут уж, пожалуй, не поможет и его давнее средство, когда можно было погрузиться в трехдневную спячку, отгородившись таким образом хоть на малый срок от всех людских забот, — средство это было слишком слабым перед лицом надвинувшихся и потрясших всё до основания событий. И Илья Спиридонович судорожно силился понять, что же такое содеялось, куда всё пойдёт, куда выведет и как ему самому-то отнестись ко всему этому. От поповского дома, где теперь разместился сельсовет, слышалась какая-то музыка. По улице, мимо Рыжовых, плотной толпой торопливо шли люди, многие несли красные флаги и пели. Илья Спиридонович не вытерпел и открыл окно. В его уши тотчас же ударило разноголосо, незнакомо-волнующе и грозно:

Источник: www.rulit.me

8

Маленькому Мишке, перекочевавшему в дедушкин сад, захотелось однажды непременно увидеть и подержать в руках птичку, которая так хорошо поёт.

— Пойдём, Мишуха, я покажу тебе всё наше богатство.

Михаил Аверьянович поднял внука на руки и вышел из шалаша.

Осторожно приблизились к кусту крыжовника. Михаил Аверьянович опустил внука на землю, предостерегающе приложил два пальца к губам, — молчи! — наклонился над крыжовником, уже отцветшим и сверкавшим под солнцем изумрудными бусинками только что завязавшихся плодов.
ловей-самец ещё раньше вспорхнул и теперь без особой, казалось, тревоги наблюдал из соседнего куста. Самка продолжала сидеть в гнезде и, скосив головку, следила за рукой Михаила Аверьяновича чёрной живой крапинкой глаза. Она не взлетела и тогда, когда рука коснулась её. Михаил Аверьянович поднял птицу и кивнул внуку в сторону гнёзда: «Глянь-ка, сынок!» В круглом гнезде лежали четыре голубые горошины. Мальчик судорожно потянулся было к ним, но дед тихо, настойчиво остановил его руку, сказал:

— Этого делать нельзя, Мишуха. Уронишь яичко — оно и разобьётся, пропадёт. А из него скоро птичка народится и будет так же хорошо петь. Понял? Ну и умница, молодец. Теперь пойдём, я тебе ещё что-то покажу…

Михаил Аверьянович положил соловьиху на гнездо, поглядел, как она, легко оправив перья, отряхнувшись, уселась, замерла в мудрой неподвижности, и, взяв внука опять на руки, направился в дальний угол сада, к кусту калины. Там, внутри куста, на сучьях, похожих на человеческую ладонь, лежало крест-накрест несколько палочек, и было странно и боязно видеть на ветхом сооружении два нежно-белых яичка.

— Это горлинка снесла. Лесная голубка. А вон она и сама. Видишь? — Михаил Аверьянович указал на плетень, где сидела серая, с бело-дымчатым брюшком птица с маленькой точёной сизой головкой. — Ну, а теперь пойдём проведаем сороку-воровку. Как она там поживает, шельма? Только ты в тёрн-то не лезь, уколешься. Я принесу и покажу тебе её яичко.


Сама великая мошенница, сорока была недоверчива и подозрительна. Чуть заслышав людские шаги, она неслышно скользнула из большого своего, сооружённого из сухих веток и отороченного колючим терновником гнёзда и, чтобы отвлечь внимание, затараторила, загалдела далеко в стороне, перелетая с дерева на дерево.

Михаил Аверьянович долго искал отверстие, куда бы можно было, не уколовшись, просунуть руку, и, найдя наконец, нащупал на тёплом, устланном чем-то мягким дне гнёзда шесть горячих яиц. Взял одно и вернулся к внуку.

— На-ко, подержи.

В маленькой ладошке Мишки оказалось продолговатое, серо-зелёное, кое-где усыпанное золотистыми веснушками яичко. Мишка просиял весь, покраснел и торопливо вернул яйцо деду. Тот зажал его между большим и указательным пальцами правой руки, приложил к глазу и посмотрел на солнце. Яйцо не просвечивалось, было непроницаемым.

— Насижено, — глухо и виновато сказал Михаил Аверьянович и поспешил к гнезду.

Потом они вышли за пределы сада и углубились в лес. Черёмуха отцвела, но лес весь ещё был полон настойного терпкого её запаха. Туго гудел шмель. Порхали разноцветные бабочки. У старого полуистлевшего пенька горкой возвышался муравейник. Его хозяева сновали туда-сюда, таскали крупные желтоватые яйца, каких-то паучков, букашек, а одна муравьиная артель всем миром волокла гусеницу. От муравейника пахнуло парным кисловатым зноем.

На поляне, куда они вышли, цвёл шиповник, и дед с внуком как бы погрузились в медовую душную яму, пчёлы и шмели гудели тут особенно густо и озабоченно.


Пошли дальше. Лес становился всё темнее. Надо было идти пригнувшись, одной рукой всё время обороняясь от гибких веток, норовивших больно хлестнуть по лицу. В частом подлеснике, увитом ежевикой и хмелем, заросшем пахучим дягилем, борчовкой, дикой морковью, волчьей радостью и папоротником, они остановились, и Мишка ликующе закричал:

— Деда, варежка, варежка!

— Нет, сынок, то не варежка. Вот погодь-ко…

На тоненькой гибкой лозине бересклета висело нечто очень схожее с рукавичкой или с детским валяным сапожком. Напоминало это нечто и глиняный рукомойничек с небольшим краником, выведенным вбок и немного книзу, — для того, видать, чтобы не затекала вода. Привязано оно было к ветке той же крапивной, либо конопляной, либо ещё какой, добытой из волокнистого стебля пенькой, которая составляла основу всего сооружения.

Михаил Аверьянович тихо притронулся пальцем к жилью. Из мягкого горлышка вынырнула совсем крошечная, с мизинец величиной, пичужка и вмиг пропала, сгинула в зарослях. Михаил Аверьянович наклонился, заглянул в горлышко, но ничего не увидел: гнездо было глубокое, а боковое отверстие, вытянутое трубочкой, не позволяло посмотреть на дно.

— Дедушка, давай возьмём с собой этот домик.

— А зачем? Разве можно обижать птичку! Глянь-ко, сколько трудов она положила!

— А ты мне ещё что покажешь? — спросил Мишка и вдруг закричал: — Вон, вон она, вижу, вижу! — Острый детский глаз увидал неподалёку от гнёзда ту самую птичку, которая только что выскочила из своего домика, потревоженная людьми. — Дедушка, как её зовут?

— Ремезом её величают… Ну, пойдём, пойдём! Я тебе, Мишуха, ещё и не такое покажу, дай срок. А сейчас пойдём, яблони пить захотели. Напоить их надо.

Они вернулись в шалаш, чтобы захватить вёдра, и тут увидели ужа.

— А у нас с тобой, Мишуха, гость. Бачишь, какой? А венец-то, корона-то — прямо царская! Как бы это нам его назвать, а? Должно же быть у него имя… Может, Царём? Пускай будет так: Царь! Пускай правит у нас всеми лягушками-квакушками, ящерицами-ползушками и другой тварью.

Царь лежал, свернувшись на подушке, в том месте, куда падал, просунувшись сквозь дырявую крышу, солнечный луч. Заслышав шаги, ползучий государь поднял золотую коронованную голову, монарше сердито пошипел, постриг воздух раздвоенным, похожим на ласточкин хвост язычком и, волнисто извиваясь, не спеша пополз к краю кровати. Михаил Аверьянович поймал его и, к великому ужасу и ликованию внука, положил себе за пазуху.

— Вот так. Погрейся трошки, ваше величество. Ну как? Добре? То-то же. Ишь ты, притих, понравилось, видать. Ну, правь своим царством-государством. Да поумнее правь, не обижай подданных-то своих. Хорошо?

Михаил Аверьянович внезапно помрачнел, подумал о чём-то другом, постоял минуты две неподвижно, затем осторожно вынул ужа из-за пазухи и так же осторожно положил на землю.

Царь высоко поднял голову и, покачивая ею, страшно важный, величественно пополз под кровать.

— Видишь, Мишуха, мы не одни с тобою в саду. Пускай живёт! Всем места хватит на земле. Добре?

— Добре! — подтвердил Мишка солидно.

— Ну, пошли. Яблони кличут нас. Чуешь?

И, повеселев, Михаил Аверьянович засмеялся, счастливый.

* * *

Мишка очень любил ходить в лес с дедушкой. Он давно заметил, что при дедушке лес не то чтобы преображался, но делался как-то светлее и странно похожим на самого дедушку. Мишка чувствовал в нём себя так, словно бы его обнимал кто-то большой и ласковый. Дубы добродушно улыбались, широко, раскинув могучие руки-сучья, будто и в самом деле собирались заключить мальчишку в свои объятия. Осины весело лепетали на непонятном языке, радостно хлопали ладошками — трепетными даже при полном безветрии своими листьями, приветствуя старых знакомых. Ближе к осени на узкую лесную дорогу то в одном, то в другом месте высовывались тонкие и цепкие руки ежевики с пригоршнями спелых ягод; нате, добрые люди, угощайтесь! Стволы молодых лип наперебой выставляли перед ними свою атласную прочную кожицу: раздевайте меня, лучшего лыка вам не найти!

Михаил Аверьянович шёл и мурлыкал себе под нос какую-то песенку, похожую на «Во саду ли, в огороде». Мишка вспомнил, что дедушка почти всегда поёт какую-нибудь песню и вообще в семье Харламовых любят петь и взрослые и дети. Отчего бы это? Ведь не так уж сладко живётся им на свете, а поют? Мишка не вытерпел и спросил деда. Михаил Аверьянович ответил не вдруг. Подумав, он приподнял внука на уровень своего лица и, заглянув, кажется, прямо в Мишкину душу, сказал очень понятно:

— Мы, Мишанька, почесть, всё лето проводим в саду. А в саду-то птицы. А птицы поют песни. Знать, от них это у нас…

Сдирая с дерева лыко, Михаил Аверьянович морщился, словно ему самому было больно, и, как бы извиняясь за причинённые дереву страдания, виновато бормотал:

— Ну что ж поделаешь? Нужны вы нам…

Однажды они увидели по дороге юный ясенек, по которому какой-то прохожий, забавляясь, беспечно тюкнул топором. Тюкнул и пошёл себе дальше, а раненое дерево хворает, и алый сок, стекающий из ранки, напоминает живую кровь.

Михаил Аверьянович нахмурился, нашёл в кармане у себя тряпку и туго перевязал рану, сказав при этом в адрес прохожего:

— Болван!

Мишка же, молча наблюдавший за дедом, думал о своём. Теперь, кажется, он начал — не столько, правда, разумом, сколько детской душой своей — понимать, почему дедушка почти никогда не говорил людям грубых слов, никогда никого не бил и вообще старался не обижать, хотя самого-то его и били — старая бабушка рассказывала об этом, — а обижают и по сей день…

Не далее как вчера в сад к ним забрёл пьяный и страшный, как бирюк, Андреи Гурьяныч Савкин и наговорил Михаилу Аверьяновичу много постыдно-пакостных слов, угрожал расправой над его сыном Павлом и старшим внуком Ванюшкой, дравшимися за Советскую власть. Думалось, дедушка, который был вдвое сильнее Савкина, изобьёт его до смерти и выбросит в канаву, как выбрасывают туда дохлых собак, а вместо этого он только сказал глухо и внушительно — так говорил всегда, когда внутри у него подымалась буря:

— Не балуй, Андрей Гурьяныч… — и добавил ещё внушительнее: — Власть-то ваша, кажись, кончилась. Не ровен час — могут и отколотить, давно пора…

Савкин от этих слов мгновенно отрезвел. Пощупал крохотными угрюмыми глазками стоявшего против него бородатого великана, повернулся и молча пошагал из сада.

— Так-то вот лучше! — удовлетворённо вздохнул Михаил Аверьянович, разжимая кулаки и как бы радуясь тому, что не пришлось пустить их в дело: он, похоже, чувствовал, что недалёк был от этого…

Другой случай был тоже недавно.

Михаил Аверьянович почти никогда никого не бил. Тем не менее затонские и панциревские ребята не часто отваживались совершать свои набеги на его сад. Лишь Митька Кручинин, давний приятель Ванюшки Харламова, парень исключительно отчаянный, решился наконец наведаться со своими дружками в сад к Михаилу Аверьяновичу. К тому времени он и его сподвижники были уже здоровенными ребятами, организовавшими в Савкином Затоне первую комсомольскую ячейку. Но так как воровство яблок на селе вообще не считается воровством, то обязывающее ко многому звание комсомольца нисколько не смутило ни Митьку, ни его приятелей и не заставило их отказаться от намеченного вторжения.

На правах Ванюшкиного друга Митька нередко бывал в харламовском саду и хорошо знал его расположение, но всё же в канун «операции» сделал дневную разведывательную вылазку в соседние сады, принадлежащие Карпушке и старику Рыжову. По несчастью, сразу же наткнулся там на самого Илью Спиридоновича. Было это уже под вечер. Илья Спиридонович сидел на берегу Игрицы, подстелив сухого душистого сенца, удил рыбёшку и, видать, пребывал в отличном расположении духа, потому что рядом с ним валялся некий сосудец, уже опорожнённый.

Митька осторожно подошёл сзади и спросил воркующим, голубиным голосом:

— Клюёт, дедушка?

— Да что-то не того, — невольно поддавшись Митькиному тону, миролюбиво ответил Илья Спиридонович, не оглядываясь: наверное, он боялся оторвать свои очи от поплавков, которые вот уже более двух часов торчали над водной гладью в полной неподвижности.

— Ну, а яблочишки-то в саду есть? — осведомился Митька всё тем же добрейшим, располагающим голосом.

— Отчего ж им не быть? Были.

— Ну и что же?

— Были, говорю, да сплыли, — продолжал старик уже менее миролюбиво. — Посшибали, почесть всё. В особенности одолел Митька Кручинин, Марфы-вдовы сын, ни дна б ему, ни покрышки! Донял, нечистая сила! Спасу от него нету! Разбойник с большой Чаадаевской дороги, а не кысымолец. Ну, попадётся он мне…

Илья Спиридонович хотел было уже оглянуться и узнать, наконец, кому изливает гнев свой, да не успел. Получив энергичный пинок под зад, он, выпучив в страшном испуге глаза, уже барахтался в воде среди удочек, а на берегу, корчась от смеха, стоял Митька и давился притворно-гневными словами:

— Я тебе покажу, старый ты дурак… Я тебе покажу «кысымольца», рыжая ты кочерга! Хлебай теперь водицу да, смотри, на крючок не подцепись, как подлещик. Я вытаскивать тебя не намерен — удилище не выдержит. В тебе одного дерьма, поди, два пуда, наберётся… Тони, тони, чёрт с тобой! Одним скопидомом на свете будет меньше. Советской власти от тебя всё одно толку мало!

Сказав это, Митька заложил руки в карманы штанов и, беспечно насвистывая, пошёл вдоль берега, вспугивая купающихся в Игрице девчат.

И неизвестно, что сталось бы с Ильёй Спиридоновичем, — может, утонул бы старикашка, — не случись поблизости Карпушки, который в тот день как раз, односторонне и вероломно нарушив перемирие с осокорем, возобновил с ним смертельную войну. Заслышав бульканье и жалобные крики: «Спасите! Спасите!» — он подбежал к тонущему, но вместо того, чтоб немедля, ни секунды не теряя, начать спасать, вступил с ним в длительные переговоры. При этом сам Карпушка стоял на берегу, а Илья Спиридонович бултыхался в воде, ныряя, точно селезень: его огненно-рыжая голова то показывалась над поверхностью реки, то вновь исчезала под водой.

— Как это тебя угораздило, кум? — перво-наперво спросил Карпушка, улучив момент, когда старик вынырнул из воды.

В ответ Илья Спиридонович выпустил из ноздрей две длинные, вспыхнувшие под косыми лучами закатного солнца струи и забормотал невнятно:

— Да пом… пом… Христа…

— Да ты, никак, рыбу-кит изображаешь, кум? — продолжал допытываться Карпушка, когда старик вынырнул во второй раз. — Ишь какие фонтаны пускаешь, вылитый кит в окиян-море!

В ответ опять:

— Пом… пом… Хри… Христа…

— Да не хрюкай ты, чёрт те побери! — разозлился Карпушка. — Говори толком, кто тебя спихнул?

И только после этого до Карпушкиного уха долетело совершенно отчётливо:

— Помоги ради Христа! Стоит как истукан! Не видишь — тону?..

— Вижу, но всё же интересно, как это ты, кум, туда?

— А тебе не всё равно — как? Помоги, говорю! Гибну же!..

— А можа, ты кум, того… смеёшься надо мной, а? — спросил недоверчивый Карпушка.

И лишь после того, как кум хлебнул очередную и притом черезмерно великую порцию воды и снова стал погружаться на дно, на этот раз с явным намерением остаться там навсегда, только после этого Карпушка торопливо сбросил с себя штаны и бухнулся в воду.

Илья Спиридонович был вытащен наконец на сушу.

Они долго сидели в саду Рыжовых, дружно кляня нынешнюю молодёжь и на все лады расхваливая старину, когда, если верить их словам, люди купались в масле, а парни по кротости своей могли соперничать с ангелами. О кулачных баталиях, при которых им обоим не однажды «щупали» рёбра, что-то не вспоминали…

Как бы там, однако, ни было, а верно говорится в пословице: «Нет худа без добра». Вспомнив про эту самую пословицу, Илья Спиридонович предложил Карпушке дружбу, и тот охотно принял её. Расчувствовавшись, Илья Спиридонович сходил к себе в шалаш, где у него была схоронена ещё одна бутылка водки. Вдвоём они её быстренько «усидели». С той поры и в самом деле очень сблизились, навсегда, казалось, забыв о прежних своих неладах.

Что же касается Митьки Кручинина, то он в ту же ночь в условленное время привёл свою дружину в харламовский сад.

Михаил Аверьянович уже засыпал в шалаше, когда послышался треск плетней, шум встряхиваемых деревьев и дробный, гулкий стук падающих на землю яблок.

Захватив большую дубовую палку с толстым, круглым, величиною с человечью голову набалдашником — единственное оружие, которым он располагал, — Михаил Аверьянович вышел из шалаша. Он сейчас же понял, что в саду орудуют далеко не дети, а потому и заговорил громко и вполне серьёзно, тоном весьма решительным и достаточно убедительным:

— Не балуйте, хлопцы. Стыдно небось. Худо будет… Я-то уж пожил на свете и смерти не боюсь, но ведь и вам не поздоровится. Хоть двоих, а всё-таки убью. Слышите?!

Хлопцы, конечно, услышали. А так как они хорошо знали, что Михаил Аверьянович не бросает слов на ветер, то призадумались, затихли, затаились. Очевидно, никто не пожелал оказаться в числе тех двоих, которых старик обещал отправить не дальше и не ближе как на тот свет, потому и сочли за лучшее поскорее убраться из его сада.

— Бежим, ребята! — скомандовал Митька. — Прибьёт чёртов хохол!

С деревьев дружно посыпались, но теперь уже не яблоки, а парни.

Через минуту всё стихло. Птицы, разбуженные этим ночным нашествием, одна за другой вернулись в свои гнёзда и дупла. Некоторое время они ещё перешёптывались, чулюкали, возились, потом успокоились вовсе, и вокруг всё смолкло. Лишь там, в темноте, чудилось сонное дыхание Вишнёвого омута.

Михаил Аверьянович не мог заснуть в ту ночь. Он лежал на своей постели вверх лицом, подложив руки под голову, и неподвижными, широко распахнутыми глазами смотрел через прохудившуюся крышу на далёкие звёзды, усеявшие чёрный свод неба, и беспокойно думал о людях, о том, какие же они всё-таки глупые, хотя и считаются разумнейшими существами на земле:

«Ворвались, как дикари, в сад. Поломали сучья, посшибали яблоки, которые в темноте-то и собрать не смогли бы. Калечат, кромсают живое тело земли, вечную красу его… Да пришли бы вы ко мне да попросили — накормил бы досыта, и с собой берите сколько угодно. Но не калечьте сад, ведь вы же люди, а не звери! Земля ведь теперь вся ваша, вы хозяева земли. Так почему же не бережёте её, почему не учат вас любить родную природу! Не научившись любить её, вы не научитесь и по-настоящему любить родину свою, а человек без родины — не человек, а так, тля, букашка…»

На следующий день обо всём, что мучило его ночью, рассказал старшему внуку Ивану, не так давно вернувшемуся в Савкин Затон и организовавшему вместе с Митькой Кручининым комсомольскую ячейку. Слова старика взволновали Ивана, и он попросил деда:

— Завтра у нас комсомольское собрание. Приходи и скажи всё это нашим ребятам. А, дедушка?

Михаил Аверьянович усмехнулся:

— У вас с Павлом каждый день собрания. Об чём же будете балакать? Опять о попах. Религия-дурман и прочее… Так, что ли?

— У нас лекция «Религия — опиум и дурман для народа». Ты что, читал наше объявление у нардома?

— Да нет. Догадываюсь. Об чём же вам ещё балакать? По-вашему, выходит, что в церковь идут одни верующие. Ведь так?

— Ну, так. А что?

— Стало быть, и ты, и твой отец, и твой дядя Павел, и Карпушка — все вы верите в бога? А?

— Нет, не верим.

— А зачем же в церковь ходите?

— По привычке.

— Брешешь, Ванюшка, не потому. Я, признаться, и сам не шибко верю в бога, а пойду, к примеру, ко всенощной и простою на ногах с вечера и до самого аж утра. А в нардоме и одного часу не вытерплю. В церкви не замечу, как и ночь пролетит, — во как интересно! Идёшь домой, будто тебя в Игрице выкупали, и легко и светло на душе-то, хоть умом-то и соображаю: всё это выдумка поповская, никакого Христа на самом деле нету. Вот оно и опиум! Там и огни паникадил, и картины разные, нарисованные, наверное, самыми лучшими рисовальщиками. А хор? Поют-то в нём знакомые все люди, наши же затонские мужики да девчата. А как поют!.. На глаза слёзы навёртываются, а за спиной вроде бы крылья вырастают. А коли рявкнут Яжонковы, батька с сыном, «Волною морскою», мурашки по спине побегут, а внутрях что-то так и дрогнет и оборвётся…

Старик, задохнувшись от волнения, умолк, обождал маленько и продолжал необычно горячо:

— Я бы и рад пойти не в церковь, а в нардом, да ведь это же сарай. У вас там накурено — не продохнёшь. И слу1пай в этом-то чаду, как твой дружок Митька частушки горланит. Может, и разумные речи там говорят, в нардоме, а нет охоты идтить туда. Пусть бы он был, ну, ежели не храмом, нардом тот, а похожим на него. И не в иконах, не в паникадилах тут дело, Ванюшка! А чтобы было в том нардоме всегда светло, чисто, чтобы, подходя к нему, самому захотелось снять шапку. А ведь у вас там и шапок-то не сымают. Зачем же я, старик, туда пойду? А в церковь не войдёшь в шапке, сдерёшь её с головы ещё в ограде. И на пол не плюнешь, как в нардоме, а ежели и плюнешь, сват Иван Мороз такую затрещину залепит, что век помнить будешь…

— Закроем мы эти церкви, чтоб вы, старики, не очень-то заглядывались на них, — мрачно сказал Иван.

— Закрыть всё можно. Это нетрудно. А вот что вы придумаете взамен? — Михаил Аверьянович поглядел на внука сузившимися глазами. — Подумай-ка ты об этом со своими дружками, а потом уж и агитируй против религии… Ну, а что касаемо сада, то это уж, Ванюшка, потом… Вижу, не до садов вам сейчас. Придёт время — сами спохватитесь. Дуб растёт сотни лет, а спилить его можно за десять минут, придумаете же какую технику — и за один миг спилите. Дело не очень-то хитрое. Только скушно будет вам жить на голой-то земле. Социализм, о котором вы так много балакаете с твоим дядей Павлом, без сада не дюже красен. Так я думаю…

* * *

Мишке нравилось наблюдать за дедом, когда он плетёт лапти. Плёл он их в одну, в две и в три лычки. При этом единственном его инструментом была плоская, загнутая железяка — таким вот бывает собачий язык, высунутый в знойную погоду. Штука эта называлась весьма странно: кочедык. Она доставляла Мишке немало неприятностей, потому что дед любил донимать внука:

— Скажи, хлопчику: «Вывернулась лычка из-под кочедычка».

У Мишки же получалось; «Вывернулась лычка из кадычка».

Михаил Аверьянович радовался, как ребёнок, и предлагал повторять за ним скороговорку про того самого грека, который ехал через реку.

Мишка повторял, и, как ни следил за языком своим, у него всё-таки выходило:

Старик хохотал от души и предлагал новое присловье:

— А ну-ка, хлопчику, вот ещё такое: «Раз дрова, два дрова, три дрова».

— Это я мигом, дедушка! — храбро объявлял Мишка и громко декламировал:

— Ха-ха-ха! «Два дворам! Эх ты, а говорил — мигом! — ловил его на* ошибке дед, и синие глаза его смотрели на внука ликующе и победно. Не задумываясь, он выкрикивал следующую присказку и заставлял повторять её:

Мишкин язык, конечно, не мог продраться сквозь эти словесные дебри и быстро запутывался в них, что приводило Михаила Аверьяновича в неописуемый восторг. Воодушевляясь, он подбрасывал внуку одно присловье за другим, ловко расставляя хитроумнейшие сети из обыкновенных слов, и, похоже, испытывал удовольствие птицелова, видя, как внук барахтается в этих сетях. Присказки-ловушки были, как правило, безобидными, но были и коварные. Михаил Аверьянович обычно приберегал их под конец своей забавы.

— Слушай, хлопчику, внимательно и отвечай мне, — обращался он в таких случаях к внуку, а затем читал:

— Щипай! — тут же отвечал ничего не подозревавший мальчишка.

А Михаилу Аверьяновичу только того и надо было:

— Щипать, значит? Ну, так что же, это можно. Вот тебе, вот! — Бесконечно довольный тем, что и на этот раз хитрость его удалась, он легонько щипал внука за усыпанную цыпками икру.

Мишка визжал. Не столько, разумеется, от боли, сколько от досады, что так-то легко околпачен дедушкой. Обидевшись, он убегал от Михаила Аверьяновича в глубину сада, ложился на траву и глядел вверх. Над ним склонялись ветви, отягощённые яблоками. «Как овечий хвост», — повторял он слова дедушки, который любил говорить так, когда на яблоне уж очень много плодов. Мишка вспоминал, какой у овцы хвост, но никакого сходства с яблоневой веткой не находил. Всё: и яблони, и яблоки, и сливы, и смородина, и тёрн — весь сад сейчас был похож на дедушку точно так же, как похож был на него и лес, когда Михаил Аверьянович входил в него. Сад тоже добродушно подсмеивался над Мишкой. В шелесте листьев ему чудилось:

— Ну и щипай! А тебе-то какое дело? — кричал Мишка на анисовку, под которой лежал и которую вообще-то очень любил: по анисовке хорошо лазать, сучья её упруги, не ломаются, а главное — без колючек, не то что у бергамотки или даже у медовки, которая только с виду тихоня и недотрога, а сама вся покрыта мелкими иголками. Полезь-ка на неё — исцарапает, как кошка.

«Отчего это, — думал Мишка, лениво откусывая от яблока, подкатившегося прямо к его голове, — отчего, когда в саду дедушка, сад похож на него, а когда придёт дядя Петруха, то сад похож на дядю Петруху?»

Источник: librebook.me

Дата: 03.09.2012 Автор: Dictread Тема: Правописание частиц

Частица не пишется слитно:

1. Во всех случаях, когда без частицы слово не употребляется, например: невзгода, невзрачный, негодовать, нестерпимый, нельзя, неужто.

2. С существительными, прилагательными и наречиями на -о, -е, если частица придает слову новое, противоположное значение (такие слова нередко можно заменить словами, близкими по значению, но без частицы не), например: несчастье (беда), неплохой (хороший), нехорошо (плохо).

Примечание.

Иногда возможно двоякое понимание текста в зависимости от слитного или раздельного написания слов с частицей, ср.: недорогое пальто (утверждается, что пальто дешево) — не дорогое пальто (лишь отрицается, что пальто дорого; следует понимать, что оно средней стоимости). Ср. также: заплатил недорого — заплатил не дорого.

3. С полными причастиями, при которых нет пояснительных слов, например: невыполненное задание, незамеченные ошибки. Ср.: не выполненное в срок задание, не замеченные учителем ошибки.

4. В неопределенных и отрицательных местоимениях, употребленных без предлогов, например: некто, нечто, некого, нечего (ср.: яе у кого, не к чему и т. п.).

5. В глагольной приставке недо-, обозначающей несоответствие требуемой норме, например: недосмотреть за больным (плохо, невнимательно смотреть).

Примечание.

От глаголов с приставкой недо- следует отличать глаголы с приставкой до-, употребленные с отрицанием. Эти глаголы, пишущиеся с частицей не раздельно, обозначают не доведенное до конца действие: не досмотреть телепередачу и т. п.

6. В местоимениях и отглагольных наречиях, например: негде, некогда, некуда, неоткуда, незачем; нехотя, несмотря на, невзирая на.

 

Частица не пишется раздельно:

1. При глаголах, в том числе и при деепричастных формах, например: не может не сказать, не оглядываясь.

Исключения: нейдет, неймет, неймется.

2. При причастиях в краткой форме, например: план не выполнен, повесть не написана.

3. При полных причастиях с пояснительными словами, например: не замеченный контролером изъян, не изданный при жизни автора рассказ.

Примечание.

Причастия, перешедшие в прилагательные, пишутся с частицей не слитно и при наличии пояснительных слов: веками нетронутые земли и т. п.

4. При существительных, прилагательных, наречиях, если есть или подразумевается противопоставление, например: Он не приятель, а противник. Это не правда (а что?). Пение не веселое, а грустное. Этот человек не добрый (а какой?). До вокзала ехать не далеко, а близко. Врач примет больного, однако не сегодня (а когда?).

Примечание.

От противопоставления, выраженного союзом а, когда отрицается один из двух противоположных признаков, следует отличать противопоставление, выраженное союзом но, когда нет противоположных друг другу понятий и предмету приписываются оба признака. Ср.: Вода в заливе не холодная, а теплая.— Вода в заливе нехолодная, но соленая.

5. При числительных, местоимениях, усилительных наречиях, а также при несоотносительных с прилагательными наречиях, употребляемых в качестве сказуемого безличного предложения (при безлично-предикативных словах, или словах категории состояния), например: не пять, не шестеро; не я, не тот; не очень, не совсем; не надо, не жаль.

Примечания.

1. В отрицательных местоимениях частица не пишется раздельно, если они употреблены с предлогами: не с кем, не о чем и т. п. 2. Философский термин не-я пишется через дефис. Возможны подобные индивидуально-авторские написания частицы и с именами существительными: Это была не-любовь, не-встреча, не-надежда, не-привет, не-жизнь. (Аксен.)

 

Частица ни пишется слитно:

1. В местоимениях, если они употреблены без предлогов, например: никто, никого, ничто, ничего, никакой, ничей, никому, ничьим (ср.: ни с кем, ни о чем, ни с какими и т. п.). 2. В наречиях нигде, никак, никогда, никуда, нимало, ниоткуда, нипочем, ничуть и в частице -нибудь.

 

Во всех остальных случаях частица ни пишется раздельно со словами, перед которыми она стоит.

Примечания.

1. Следует отличать выражения никто иной (другой) и ничто иное (другое) от выражений не кто иной (другой), как и не что иное (другое), как. Сочетания с местоимениями никто и ничто обычно употребляются в предложениях, уже имеющих в своем составе отрицание, например: а) Никто иной не может этого сделать; б) Ничто иное, кроме музыки, его не увлекает. Сочетания с местоимениями кто и что и частицей не, пишущейся раздельно, употребляются в предложениях, в которых нет другого отрицания, но есть союз как, например: а) Это был не кто иной, как сам командующий фронтом; б) Причиной недоразумения было не что иное, как простая опечатка. 2. Надо запомнить написания таких устойчивых оборотов: во что бы то ни стало, где бы то ни было, как бы то ни было, как ни в чем не бывало, когда бы то ни было, кто бы ты ни был, откуда ни возьмись.

 

Упражнение 233. Объясните слитное и раздельное написание частицы не.

I. 1. Стояло ненастье. Онежка ежилась на холоде. (Залыг.) 2. Алеша перешел в челнок Захара Макарыча. Они вдвоем, в две суховилки, пробились к незадачливому охотнику. (Троеп.) 3. Неподалеку стоит подорванный танк, большой, пятнистый. (А.) 4. Я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать. (Л.) 5. Капанадзе становилось жутко. Если это обман, бум, афера, тогда и он вольный или невольный пособник аферистов! (Полев.) 6. Иван был молод и в житейских делах неопытен. (Бабаев.) 7. С несвойственной ей обычно речистостью девушка оживленно беседовала с бородачом. (Полев.) 8. «Внешние приметы, Кузьмич,— это еще не главное»,— возразил Скуратов. (Бабаев.) 9. Больной лишь изредка, и то ненадолго, приходил в себя. (Федос.) 10. Неотлаженная механизация работала с перебоями. (Полев.) 11. Фундамент-то заложили, а стены нечем выводить. (Бабаев.) 12. Рождественский слишком верил в свои силы, считая себя гениальным, но недооценил способностей своего противника. (Н.-Пр.) 13. Мотоциклист потребовал еще и удостоверение, чиркнул спичку и читал, покуда она не догорела до ногтей. (А. Н. Т.) 14. Местность кругом была ровная, прятаться на ней было негде. (Полев.) 15. Поезд тащился нехотя, как все пригородные поезда. (Фед.)

II. 1. К нему и птица не летит, и тигр нейдет: лишь вихорь черный на древо смерти набежит. (П.) 2. Молодые деревья чахнут на корню, не дотянувшись до света. (Федос.) 3. Мы достигли, чего хотели, но путь еще далеко не закончен. (Федос.) 4. Солнце брызгами яркого света взрывает тайгу, еще не успевшую стряхнуть с себя ночной покой. (Федос.) 5. Машина медленно развертывалась на небольшой площади, которую обступили еще не достроенные, скромной архитектуры, здания. (Полев.) 6. Убавив шагу, Николай Всеволодович принагнулся рассмотреть, насколько это возможно было в темноте: человек росту невысокого и вроде как бы загулявшего мещанинишки; одет не тепло и неприглядно. (Дост.) 7. Совсем не старинная, а очень современная шляпа. И небрежно брошенные на столе часики в никелевом браслете. (Пауст.) 8. Или завести фермы молочного скота. Только не такие, какие есть на хуторах, двадцать коровенок, да и те не породистые — истинно козы! (Бабаев ) 9. Карие глаза с золотыми ободочками, где притаились тени, смотрят не сердито и без боли. (Стельм.) 10. Сад небольшой, но яблони в нем крупные. (Зам.) 11. Диву даешься — смотреть не на что, а в воду опустишь — словно оживет. (Федос.)

 

Упражнение 234. Перепишите, раскрыв скобки.

1. Парень-то, кажется, гол, с него взять (не) чего. (П.) 2. (Не) где в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жил-был славный царь Дадон. (П.) 3. В деревне скучно, грязь, (не) настье, осенний ветер, мелкий снег. (П.) 4. Письмо, которое он послал вчера вечером, вероятно, (не) дошло еще. (Л. Т.) 5. Андрей (не) вольно остановился при виде католического монаха, возбуждавшего такое (не) навистное презрение в казаках. (Г.) 6. Ефимкин, уже привыкнувший к тому, что его (не) долюбливают на МТС, подошел к ним с таким видом, словно и в самом деле был в чем-то виновен. (Ник.) 7. Вдоль поезда мечутся шпики и жандармы, (не) взирая на проливной дождь. (Павл.) 8. (Не) ужели выродки, которые взорвали это здание, тоже когда-то в школу ходили? (Стельм.) 9. Какой-то (не) молодой, ТОЛСТЫЙ человек, стоя на коленях, старательно лепил из песка огромный женский профиль. (Чак.) 10. Стояла (не) тронутая тишина, которая предшествует первым птичьим голосам. (Фед.) 11. В общем, оправдывалось привычное рагозинское правило — решать все (не) медленно, но (не) торопиться. (Фед.) 12. Справа от перевала, куда тащит меня собака, виден большой цирк, окантованный высокими и уже развалившимися скалами. На подступах к нему место (не) крутое, бугристое, все в рытвинах. (Федос.) 13. Филька притворно кривится, точно от ушиба, прячет (не) прикуренную папиросу обратно в коробку. (Федос.} 14. Здесь ведь длительные пурги бывают. Ветер — это наше (не) счастье. (Федос.)

 

Упражнение 235. Перепишите, раскрыв скобки.

1. Вдруг Владимир явился между людьми и отрывисто сказал «(Не) надобно лекаря, батюшка скончался». (П.) 2. Природа (не) храм, а мастерская, и человек в ней работник. (Т.) 3. «Ну, а из каких мест, по-твоему, человек этот?» — «Бог его знает, барин, на лбу у него (не) написано». (Марк.) 4. Вернулись, но трое обещали друг другу — когда-нибудь, может быть (не) скоро, может быть очень (не) скоро, но обязательно достигнуть Усть-Чары … (Залыг.) 5. Светлые, будто бы выцветшие волосы. И такие же светлые, пристальные, почти (не) мигающие глаза. (Чак.) 6. Однажды в воскресенье Костя появился на улице (не) босой, как обычно, а в веревочных туфлях. (Кок.) 7. Ганна вдруг почувствовала себя удивительно (не) уверенной, (не) смелой, шла осторожно, будто боялась какой-то (не) ожиданности. (Мел.) 8. Булгаков тосковал. Он (не) мог остановить своих писательских мыслей. (Не) мог выбросить на свалку свое воображение. Худшей казни нет и (не) может быть для пишущего человека. (Пауст.) 9. Генерал-майор Павлов действительно появился ровно через десять минут. Высокий, суховатый, он вошел в приемную (не) торопливой, но твердой походкой. (Рыб.) 10. Если понемногу таскать у нее яйца, (не) все сразу, а оставлять одно-два, птица (не) догадывается о пропаже. (Федос.) 11. Женщина, (не) отрывая взгляда от нас, достала из-за пазухи трубку с прямым длинным чубуком. (Федос.)

 

Упражнение 236. Перепишите, раскрыв скобки.

1. Вот ты кто! А я тебя (не) помню … Тогда я еще ребенком была … Там, на мосту, увидела тебя и подумала: нет, это (не) наш, (не) журавлинский, а командировочный. (Бабаев.) 2. Иван Лукич курил и отводил глаза. Молчал и Скуратов, и молчание это обоим было и (не) приятным и тягостным. (Бабаев.) 3. Сразу же за (не) видимой улицей пало темной пашней (не) спокойное мартовское небо. Меж облаками и в ломких сучьях одинокого обгорелого дерева блистали звезды, а (не) подалеку от них или совсем рядом лилась девичья песня. (Стельм.) 4. Взгляд его был опущен и с (не) приязнью передвигался но разрозненным на столе бумагам. (Фед.) 5. Сентябрьский холодок (не) тронуто держался в лесной тени. (Фед.) 6. Далеко отодвинутые в историю события откликались из прошлого (не) умирающим своим смыслом. (Фед.) 7. Клева (не) было. Поплавки будто вмерзли в (не) движимую, отливающую металлом поверхность воды. (Фед.) 8. Чего Илья ждал, все сбылось. Но почему же теперь нужно убеждать себя, что он вправду этого сбывшегося ждал? Почему чудится оно (не) гаданным, (не) жданным? (Фед.) 9. Собранный, сдержанный, (не) допускавший сам и (не) одобрявший в других чрезмерной общительности, он, видимо, с трудом выжимал на лице улыбку. (Полев.) 10. Казалось, там, за валами вздыбленной земли, пришельцы с какой-то другой, (не) ведомой планеты, строя что-то, понятное и нужное только им, безжалостно ворошат земную утробу. (Полев.) 11. Даже (не) людим Кукушкин, который, казалось, был в ссоре с целым светом, получал письма от матери. (Полев.) 12. На любом строительстве имеется категория работников, (не) предъявляющих к жилищному управлению и хозяйственной части больших претензий. (Полев.) 13. Капанадзе когда-то любил наблюдать преображение простых, порою (не) отесанных парней-новобранцев в дисциплинированных, вышколенных Матросов. (Полев.)

 

Упражнение 237. Объясните слитное и раздельное написание частиц не и ни.

1. Настала ночь, никто во граде очей бессонных не смыкал. (П.) 2. В тишину, еще никем не потревоженную, врывается шорох камней. (Федос.) 3. Ничего подобного мне не приходилось видеть ни до, ни после. (Федос.) 4. Крылов действовал, как птенец кукушки: он выталкивал из гнезда все, что ему мешало, он ни с кем не стал уживаться, он поглотил одну за другой старые теории грозы, и ни о каком притоке не могло быть и речи. (Гран.) 5. Невероятно: никогда и ни перед кем Сеня не оправдывался. (Залыг.) 6. Солдат медлил, неловко переступая с ноги на ногу. Никак не мог он представить, что после такого шума вдруг может начаться мирный разговор. (Рыб.) 7. Где бы человек ни потерялся, в горах или в тайге, одинаково плохо. (Федос.) 8. Скользнув под проволоку, Мельников так плотно прижался к земле, что ни одна металлическая иголка не коснулась шинели. (Рыб.) 9. Слова Томского были не что иное, как мазурочная болтовня. (П.) 10. Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. (Л. Т.) 11. Как вдруг, откуда ни возьмись, в окно влетает змий крылатый. (П.) 12. Митька как ни в чем не бывало подошел к Илье. (Иван.)

 

Упражнение 238. Перепишите, раскрыв скобки и объяснив правописание частиц не и ни.

1. В Трактовой есть и кино, и магазины, и Дом культуры, и всегда там людно. А что в Прискорбном? (Ни), чего. Одиноко, как сироты, стоят хатенки, и по вечерам в хуторе тихо, как в могиле: (не) слышно (ни) гармошки, (ни) девичьих голосов. (Бабаев.) 2. Нарты цепляются за деревья, упряжные ремни рвутся, но ни (у) кого уже нет сил связывать их. (Федос.) 3. Буду подчинять себе других, (ни) чего другого я так (не) желаю, (ни) (из-за) чего так не живу, как из-за этого желания! (Залыг.) 4. Внезапно охватило (не) преодолимое желание сейчас же бежать в больницу и во что бы то (ни) стало увидеть ее. (Зам.) 5. Сей (не) известный собиратель был (не) кто иной, как, Мериме, острый и оригинальный писатель. (П.) 6. В лесу как (ни) (в) чем (не) бывало продолжалась весенняя жизнь. (Пр.) 7. На собраниях Бочкарев забивался в дальний угол, (ни) когда его (не) заставишь выступить. (Гран.) 8. Вокруг (не) было видно (ни) души — (ни) человека, (ни) лошади, (ни) птицы, (ни) машины. Замок казался (не) обитаемым. (Пауст.) 9. Геолог был человеком добродушным, молчаливым и (ни) кому (не) мешал. (Пауст.) 10. Я (не) знал тогда, что эти стихи (не) Багрицкого, а какого-то другого поэта. Но это обстоятельство Багрицкий, очевидно, считал (не) существенным, так как (ни) чего (не) сказал мне об этом. (Пауст.)

 

Упражнение 239. Перепишите, опустив скобки и вставив пропущенные буквы.

1. (Н…) вежда в физике, а в музыке знаток услышал соловья, поющего на ветке. (Кр.) 2. Павел Александрович вышел в переднюю и надевал уже шубу, как вдруг, откуда (н…) возьмись, Настасья Петровна. (Дост.) 3. Яркое, на всем блестящее, но (н…) жаркое солнце, ручьи и проталинки, пахучая свежесть в воздухе. (Л. Т.) 4. На столе наперсток, катушка ниток, (н…) довязанный чулок. (Ч.) 5. Вдруг мысль останавливается — и (н…)с места. Голова набита плотно, как мешок муки,— (н…) пробиться. (Фед.) 6. Горячо признателен родной Академии за привет и добрые пожелания. Что (н…) делаю, постоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют мне мои силы, прежде всего моему отечеству, нашей русской науке. (Павлов.) 7. Володин посмотрел на подполковника как на героя, совсем забыв о (н…) приязненном чувстве, которое испытывал к нему вчера. (Ан.) 8. Почему (н…) вечно на земле весна? (Федос.) 9. Волосы у старика (н…) податливые, завитые мелкими колечками. (Лип.) 10. Яблони отцветали, укрывая землю белой и бледно-розовой душистой порошей (н…) успевших еще увянуть лепестков. (Алекс.) 11. С (н…) ожиданной покорностью девушка, встав на лыжи, двинулась в указанном направлении. (Полев.) 12. Вертолет поднимается, тайга уже (н…) заснеженное море с крупной зеленой волной, а что-то вроде мозаического поля. (Полев.)

 

Упражнение 240. Перепишите, опустив скобки и вставив пропущенные буквы.

1. Верьте, где б я (н…) был, душа моя, какова (н…) есть, принадлежит Вам и тем, которых умел я любить. (П.) 2. Девушки между тем пели, и особенно усердствовала Наташа Пытина. Пылая вся, она смотрела на жениха широко открытыми, (н…) мигающими глазами с (н…) свойственной ей храбростью. (Алекс.) 3. Вы аккуратны,— это правда, но правда и то, что вы иногда злоупотребляете этим прекрасным качеством и делаете его даже (н…) удобством, а (н…) удобством. (Леск.) 4. Весной и летом (н…) чего, кроме фермы, и в ум (н…) идет. (Ник.) 5. Над головой с (н…) громким, едва уловимым посвистом прошлась стайка пуль, всколыхнув (н…) подвижный горячий воздух. (Ан.) 6. Дина даже приподнялась на локте, чтобы посмотреть, как Литвинов, который явно (н…) желает посвящать кого бы то (н…) было в свои переговоры с Иннокентием Седых, будет отвечать. (Полев.) 7. Рагозин наклонил голову — (н…) согласно, а с тем выражением, что, мол, (н…) только может понять обиду Извекова, но очень хорошо, что он обиделся. (Фед.) 8. Весь день Мельников провел в думах о жене и детях. Куда бы (н…) шел, за что бы (н…) брался, перед взором стояли высокая палуба парохода и до боли родные лица. (Рыб.) 9. (Н…) прошло и десяти минут, как возле гармониста собралась чуть ли (н…) вся рота. (Рыб.) 10. Юлия Павловна взблеснула россыпью своих ноготков, поправляя, впрочем, (н…) сколько (н…) потревоженную прическу. (Фед.) 11. Деревья стоят тесно, спокойно, (н…) щелохнется (н…) одна веточка. (Федос.) 12. Задерживаться (н…) льзя (н…) на минуту: холод пронизывает насквозь. (Федос.)

 

Упражнение 241. Перепишите, опустив скобки и вставив пропущенные буквы.

1. Кланяюсь Шнейдеру: (н…) кого здесь (н…) вижу и (н…) у кого осведомиться о его представлении. (П.) 2. Вера добрая и умная, да дикая (не…) людимка, (н…) входит (н…) во что. (Гот.) 3. Сначала (н…) досчитались сорока человек, но потом доползли (н…) сколько человек отставших и (н…) раненых. (С.-Ц.) 4. Иван Лукич думал о том странном «потолке», который существует, оказывается, даже в небе. И, собственно, удивлял и озадачивал его как раз (н…) небесный потолок, а земной, которого тоже, оказывается, (н…) кто (н…) видел. (Бабаев.) 5. Как бы (н…) было уныло и (н…) приветливо покинутое место, как бы ты (н…) тяготился пребыванием в нем, всегда остается в душе сожаление, а может быть, и любовь. (Пауст.) 6. Мы поведаем об этой женщине (н…) спеша, (н…) упуская (н…) малейших подробностей из ее (н…) легкой жизни … (Бабаев.) 7. Река (н…) зеленая, (н…) синяя, (н…) коричневая, а просто черная. (Лип.) 8. Сажусь на камень — свет (н…) мил, (н…) чему (н…) рад. (Федос.) 9. За сном (н…) медленно наступает рабочий день, (н…) когда потягиваться и (н…) житься в постели. (Федос.) 10. За мутной завесой бурана (н…) чего (н…) видно, только изредка попадаются каменистые овраги да сиротки-лиственницы, на (н…) счастье свое поселившиеся в этом холодном и мрачном ущелье. (Федос.) 11. Это была (н…) внутренняя борьба, а только раздумье над чем-то (н…) ясным, еще (н…) созревшим, но уже зародившимся в нем. (Федос.)

 

Упражнение 242. Перепишите, опустив скобки и вставив пропущенные буквы.

Есть целые полосы жизни, о каких (н…) хочется вспоминать. И (н…) потому, что с ними связаны какие-(н…) будь наши ошибки, (н…) счастья или (н…) удачи. В (н…) удачах, как говорил мне мой отец, тоже бывают хорошие стороны.

Нет, (н…) из-за этих причин мне (н…) хочется иной раз возвращаться памятью к прошлому. Вспоминать о (н…) которых годах нет охоты потому, что они (н…) чего (н…) прибавили к тому представлению о настоящей жизни, какое существует у каждого из нас. Наоборот, они даже урезали это представление.

Таким плохим было время, когда я ушел летом 1924 года из газеты «На вахте» и перешел на работу в телеграфное агентство РОСТА. Туда меня затащил Фраерман, переехавший в Москву из Тифлиса.

Поначалу я зарабатывал в РОСТА очень мало. Я все еще жил в Пушкине и (н…) как (н…) мог устроить свою жизнь более сносно. Каждый месяц у меня дней за десять до получки кончались деньги. На еду еще кое-как хватало, но на папиросы (н…) оставалось чего.

«Стрелять» папиросы у друзей и знакомых было (н…) ловко и в конце концов (н…) возможно. У этого занятия тоже был свой предел. Тогда я совершенно (н…) ожиданно открыл простой и бесплатный способ добычи табака.

Я выходил в Пушкине к полотну Северной железной дороги и шел вдоль путей, подбирая все окурки и так называемые «бычки», выброшенные пассажирами из окон вагонов. На пути от Пушкина до Клязьмы за какие- (н…) будь три километра я обычно набирал до двух сотен окурков.

Постепенно у меня накопились ценные наблюдения и над окурками и над курильщиками. (Н…) которых курильщиков я презирал, а к другим, правда к (н…) многим, чувствовал симпатию и благодарность.

(Н…) взлюбил я тех, кто докуривал папиросы до картонного мундштука. Очевидно, это были люди расчетливые и скупые.

С одобрением я относился к курильщикам (н…) рвным и капризным. Они (н…) когда (н…) докуривали папирос до конца, а сплошь и рядом выбрасывали их после одной-двух затяжек.

(К. Г. Паустовский)

Источник: dictations.ru


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.